Сказать, что все есть, — одна крайность. Сказать, что ничего нет, — другая крайность. Все пусто — вот истина срединного пути.

Нагарджуна

«Событие, которого не было» — любопытный опыт групповой выставки молодых авторов, познакомившихся в стенах Краснодарского художественного училища имени Коваленко. У каждого из участников проекта за плечами серьезная школа. Алексей Спиренков окончил Московский государственный художественный институт имени В.И. Сурикова и сегодня преподает сам. Александр Компаниец — выпускник Санкт-Петербургского государственного академического института им. И.Е. Репина. Виктор Пономаренко защитил свой диплом там же буквально вчера, а Иван Стрельцов предпочел мастерским отделения живописи активное изучение истории искусств и каждое лето пропадает в экспедициях. Разумеется, годы ученичества и творческой практики протекали в разном ритме. При этом работы художников удивительным образом обладают общей элегической атмосферой. Дело здесь, вероятно, в медиа. «Событие, которого не было» — это во многом история современного состояния академической живописи.

Художники сами единогласно утвердили парадоксальное и загадочное название. Событием, которого не было, можно смело назвать любую историческую легенду, любой архаический миф, отвечавший древним людям на элементарные вопросы о мире. Свои вопросы к миру есть и у художников, что позволяет им моделировать собственный миф посредством инструмента, которым они овладели в совершенстве. Предметом изображения художников стала жизнь материи, что условно можно отнести к мифологии дня сегодняшнего, поскольку истина не дается в руки ни физикам, ни философам. Когда-то гром отождествлялся с образом колесницы Зевса, но научное описание явления выглядит не менее поэтично и загадочно. В работах художников действительно ничего не происходит. При этом беломорские пейзажи Алексея Спиренкова,  мастерски выполненные и направленные на оттачивание навыков натюрморты Виктора Пономаренко, декоративные фактуры Александра Компанийца и нигилистические пустые холсты Ивана Стрельцова полны драматизма. Ведь речь, в очередной раз, идет о смерти живописи и победе материи. То есть о торжестве жизни.

В статье «Новые русские рассказчики», опубликованной в  каталоге масштабной выставки  Русского музея, Александр Боровский говорит о сознательном уходе художников ХХ столетия от повествовательности и пренебрежении сюжетами. Основной причиной тому стала усталость от характерной для русской культуры литературоцентричности, проявлявшейся в велеречивости художественной критики и назидательности сюжетов. В советском искусстве назидательная функция стала служить идеологии, что не могло не вызывать брезгливости. Наблюдается подобное и сегодня. Окинув беглым взглядом серию натюрмортов Виктора Пономаренко, можно прийти к ложному выводу, что перед нами формальные штудии живописца, развлекающегося своим ремесленным мастерством. Что эти натюрморты — красноречивое заявление о том, что сказать автору, собственно, нечего.

Существует целый ряд расхожих и наскучивших суждений о том, что все живописные открытия закончились к XVII веку, что живопись не является адекватным времени медиа. Но она, по какому-то недоразумению, продолжает существовать, репродуцируя самое себя. В 2010 году практикующий московский художник  Владимир Потапов записал серию интересных видеоинтервью на тему состояния современной российской живописи. Убедительно и справедливо высказался куратор Виктор Мизиано. В очередной раз провозгласив смерть живописи, он подчеркнул ее ремесленный, рукотворный ресурс, который и похоронили новые медиа. Мизиано говорит о том, что смерть живописи — всего лишь метафора. Эпоха ее доминирования позади, но при этом прошлое — всегда часть актуального. Живопись умерла, но продолжает существовать, вечно оглядываясь на традицию. Ярким тому подтверждением являются мемориальные натюрморты Виктора Пономаренко. Погребальной аурой обладает сам предмет изображения — драпировки. Достаточно вспомнить традицию занавешивания зеркал или образ погребального савана. А часто встречающаяся в работах Пономаренко лампа — авторский диалог с традицией аллегорического натюрморта, содержащего мотив memento mori в виде горящей свечи.

Есть у всей этой погребальной эстетики и веселая, карнавальная сторона, преодолевающая смерть. Вернемся к названию выставки. «Событие, которого не было»: возможно, речь идет о визуализации с помощью художественных средств чего-либо невидимого, что сродни радикальной практике изображения Бога, неприемлемой в некоторых религиях. В случае с иконой, подобная практика регламентирована сводом строжайших правил. Можно смело предположить, что ремесленное мастерство академической школы, пройденной участниками выставки, как раз таки и является подобным сводом правил — инструментом изображения невидимого, непознаваемого мира вещей. В условиях отсутствия Бога — материи. В работах Алексея Спиренкова явлены особые отношения художника с материалом. Так, доски и листы ржавого железа, найденные на берегу Белого моря, дают импульс медитативному сеансу пленерной живописи. Александра Компанийца завораживает красота  трещин на штукатурке и фактура мокрого асфальта. А работы Виктора Пономаренко напоминают сказки Г.Х. Андерсена, сюжетом которых часто является тайная жизнь неодушевленных предметов вроде рефлексирующего воротничка или выброшенной после праздничных торжеств елки. В самом названии картины «Натюрморт с нависшей драпировкой» есть что-то андерсеновское — некий экзистенциальный пафос и трагизм бытия. В этих мастерски выполненных натюрмортах читается упрек мирозданию. Странным и пугающим кажется то, что эти нелепые серые тряпки вообще существуют, живут какой-то своей жизнью и переживут нас. Подобное тревожное чувство мы обнаруживаем в замечательном отрывке Франца Кафки «Заботы главы семейства», где описывается живая сущность под именем Одарек, внешне напоминающая комок свалявшейся пряжи о двух палочках: «Напрасно спрашиваю себя, что с ним будет. Разве он может умереть? Все, что умирает, имело прежде какую-то цель, производило какие-то действия и от этого износилось; об Одрадеке сказать этого нельзя. Значит, и под ноги моим детям и детям детей он еще будет когда-нибудь скатываться с лестницы, волоча за собой нитку? Он ведь явно никому не причиняет вреда; но представить себе, что он меня еще и переживет, мне почти мучительно».

Заявленное в названии выставки отсутствие нарратива таковым все же не является. Работа Александра Компанийца «Взгляд» не лишена даже той самой маргинальной «литературщины» в живописи, поскольку неявный кровавый сюжет легко моделируется воображением зрителя. Драматургия есть и в перевернутых лодках, и в трещинках штукатурки, и в тряпочках. Перед нами жизнь материи в прямом и философском смысле. То есть невидимое глазу движение клочков по закоулочкам пространства во времени. Некая условная пустота как будто бы явлена в работах Ивана Стрельцова, где предметом изображения является вселенная — антипод материи. Вновь перед нами факт покойной живописи, оглядывающейся на себя. Нигилистический жест в виде трех одинаковых холстов, залитых различными черными красками: Марс черный, Кость жженая,  Сажа ламповая. Вроде бы это о пустоте, утверждении небытия и диалоге с Малевичем. Но! Есть здесь и любование самой физической субстанцией — материалом, — попытка понять его. По словам предшественника сенсуализма Джона Локка, все, что мы знаем о материи, мы знаем из собственного опыта. Знание ограничено идеями из собственного опыта. Сама же идея материи неясна. 

Павел Маркайтис,
куратор выставки