Вместо предполагаемой пёстрой россыпи дерзких, кричаще оригинальных, параноидальных, остро социальных либо остро модных работ, перед нами предстал цельный образ молодого ищущего художника. Абсолютно не похожих друг на друга авторов объединяют предельная эмоциональность и влюбленность в учителей. Общей является и установка на саморефлексию: диалог с традицией и осмысление себя как творца. В поисках собственного выразительного языка кто-то фанатично изучает фрески в монастырях, кто-то — творчество группы «Мост», кто-то в очередной раз подрывает традиции классического образования, превращая ученический рисунок в нечто глубоко личное и значимое, кому-то не дают покоя теории русских авангардистов, а кому-то — коммерческий успех новых британских художников. Есть и такие авторы, которых больше волнует то, что происходит с ними «здесь и сейчас», например отношения с любимым человеком. Все участники выставки, так или иначе, находятся в уникальной ситуации становления и поиска. Со дня на день многие из этих воспитанников прославленных художественных вузов брезгливо отвернутся от классического модернизма и расстанутся со своими учителями. Поклонники Пикассо сделают это иронично, почитатели авангарда протрезвеют, а художница Юлия Бахтиозина перестанет мечтать о сросшихся на переносице бровях Фриды Кало. Символической работой для данной выставки является инсталляция Анны Виллевальдт и Александра Архипенко «Искусство принадлежит народу». Мастерская копия Рембрандта, созданная в период поклонения классику, превратилась в объект авторской иронии. Нелепая проволочная конструкция перед ней — условный знак современного зрителя, с недоумением разглядывающего полотно, столь выбивающееся из современной экспозиции своей классичностью. Эта фигура принадлежит действительности — в отличие от происходящего на холсте, где человек куда более похож на человека. Благодаря музеям, открыткам и альбомам с репродукциями окружающий нас мир давно превратился в то, что некогда изображали модернисты и продолжают изображать сегодня миллионы авторов, большинству из которых посчастливилось найти свой художественный язык, избавившись от перенятых в период ученичества особенностей артикуляции. Давно сформировался и тип художественного мышления, приветствующий и понимающий проволочного человека. Сегодня художник, некогда самозабвенно копировавший Рембрандта, стоит перед своей же работой, и его место на земле и в искусстве совпадает с персоной из фольги и проволоки...

Павел Маркайтис